Злая Галя

Девочка Галя Столбова пошла в зоосад. В зоосаду, в птичнике, павлин показывал свой замечательный хвост. Зелёный, блестящий, с синими пятнами. Развернул его веером и трясёт.

Все люди удивляются: «Вот так хвост! Какая красота!»

А Галя Столбова набрала горсть опилок да как бросит в павлина! Павлин и не стал больше показывать хвост. Сложил его и взлетел на насест.

На улице, в клетке с толстыми железными прутьями, сидел медведь Федька. Задние лапы свесил наружу, а передние протягивает, просит сладенького. Вот все ему и кидают хлеб, пряники, и сухари, и конфеты — у кого что найдётся в кармане.

А Галя Столбова завернула в конфетную бумажку камень и бросила медведю. Хапнул Федька конфету и чуть-чуть не сломал зуб, обиделся и ушёл в угол спать.

А Галя Столбова сочинила песенку — скачет и дразнит:

… Эй, Федька-Федул,

Что губы надул?

Конфетку просил —

Да язык прикусил…

И пошла дальше других зверей дразнить. Она была злая девчонка.

В зебру бросила снегом, на журавля затопала ногами. Потом она пошла в слоновник к слону.

А там в это время слон покупал морковку. Кто-нибудь протянет ему денежку, слон возьмёт её хоботом и передаст своему сторожу. А сторож за денежку даст морковку.

Галя Столбова захотела и слона подразнить. Она думает: «Я брошу ему свою рукавицу, а сторож морковку слону за неё и не даст. А я рукавичку потом обратно у сторожа заберу».

Протянула слону Галя Столбова свою вязаную красную рукавицу. Слон вытянул хобот, взял её осторожно и… сунул себе в рот. И съел.

Так тебе и надо, Галя Столбова, — не дразни зверей.




Зоосад

В детском саду у ребят жили разные звери. В ящике с песком жила черепаха, её звали Манечка, в деревянной клетке жил белый кролик, его никак не звали, а в маленькой железной клетке — белая мышка, её тоже никак не звали. Эти звери были не дикие, а совсем ручные.

А ребятам хотелось диких зверей. Очень хотелось!

Вот однажды, когда была очень хорошая погода, тётя Маня им и говорит:

— Ну как, ребята? Не пойдём ли мы сегодня сами ловить диких зверей?

— Пойдём, пойдём! — закричали ребята. — Будем охотиться по-настоящему.

Все очень обрадовались. А тётя Маня стала раздавать разные вещи для того, чтобы ловить зверей. Пете дала поливальницу, Майе зелёное жестяное ведро, Оле большую кружку, а Васе цветочный горшок с дыркой в донышке, которую надо затыкать пальцем. И ещё дала разные спичечные и неспичечные коробочки. И два сачка — красный и зелёный. А сама взяла две стеклянные банки. Они очень ломкие.

И вот все пошли на луга, за город.

По дороге Петя поймал большого дикого кузнечика. Он очень больно щиплется. Его накрыли банкой, а потом посадили в коробку из-под папирос, — он в спичечную не влезал, у него длинные ноги.

Потом Майя увидала в канавке лягушат, а в траве лягушку. Их всех сразу поймали просто руками и посадили в банку.

А потом поймали ещё пять жуков. И одну бабочку-крапивницу.

А когда вышли на луга, тут началась самая интересная охота. Майя увидела в земле какие-то норки. Тут жила дикая полевая мышь. В земле было четыре дырки, две заткнули травой, и тётя Маня сказала:

— Бегите за водой.

И все побежали к канавке за водой. Петя принёс воду в поливальнице, Майя в зелёном жестяном ведёрке, Оля в кружке, а Вася в цветочном горшке с дыркой на донышке, которую надо затыкать пальцем.

Принесли воду. Тётя Маня наложила на дырку в земле мешок и говорит:

— Ну, ребята, лейте воду в другую дырку. Мышка в воде не живёт — обязательно выскочит.

Вот Петя вылил, а никто не выскочил. И Майя вылила. И Оля вылила. А как стал лить Вася из цветочного горшка с дыркой на донышке, тут все увидели: в мешке что-то бегает. Шевелится мешок. Значит, выскочила из норки дикая мышка.

Мышку скорее поймали, посадили её в коробочку, и все пошли домой — устраивать зоосад.

Лягушка с лягушатами стала жить в большой банке, кузнечики тоже в банке, в другой, а жуки потерялись — они по дороге выползли из коробочки, — ни одного нет. Бабочку сами ребята выпустили — пускай она летает, мёд собирает с цветов.

А дикая мышь стала жить с белой мышкой в железной клетке.

Она скоро стала совсем ручной, и у неё родились пять мышенят.




Заячья шапка

Жил-был заяц. Шерсть пушистая, уши длинные. Заяц как заяц. Да такой хвастунишка, что во всём лесу другого такого не сыскать. Играют зайчишки на поляне, прыгают через пенёк.

– Это что! – кричал заяц. – Я могу через сосну перепрыгнуть!

Заяц на пеньке

Играют в шишки – кто выше подбросит.

А заяц опять:

– Это что! Я на самую тучу закину!

Смеются над ним зайцы:

– Хвастунишка!

Пришёл как-то в лес охотник, убил хвастливого зайца и сделал из его шкурки шапку. Надел сынишка охотника эту шапку и давай ни с того ни с сего перед ребятами похваляться:

– Я лучше самой учительницы всё знаю! Мне любая задача нипочём!

– Хвастунишка! – говорят ему ребята.

Пришёл мальчик в школу, снял шапку и сам удивляется:

– С чего это я, право, расхвастался?

А вечером пошёл он с ребятами с горки кататься, надел шапку и опять давай хвастать:

– Я сейчас с горки скачусь прямо на тот берег озера!

Мальчик на санках

Перевернулись на горе его санки, слетела с головы мальчика шапка и закатилась в сугроб. Не нашёл её мальчик. Так без шапки и домой вернулся. А шапка осталась лежать в сугробе.

Пошли как-то девочки хворост собирать. Идут, меж собой сговариваются друг от дружки не отставать.

Вдруг видит одна девочка – лежит на снегу белая пушистая шапка.

Девочки собирают хворост

Подняла она её, надела на голову да как задерёт кверху нос!

– Что мне с вами ходить! Я сама больше вас всех хворосту соберу и скорей дома буду!

– Ну и ступай одна, – говорят подружки. – Экая хвастунишка!

Обиделись и ушли.

– Без вас обойдусь! – кричит им вслед девочка. – Одна целый воз притащу!

Сняла шапку – снег отряхнуть, оглянулась вокруг и ахнула:

– Что я в лесу одна делать буду? Мне и дороги не найти, и хворосту не собрать одной!

Бросила она шапку и пустилась подружек догонять. Осталась заячья шапка под кустом лежать. Да недолго пролежала она там. Кто мимо шёл, тот и нашёл. Кто увидал, тот и поднял.
Посмотрите вокруг, ребятки, нет ли на ком из вас заячьей шапки?

Девочка в шапке




Вырванный лист

У Димы кто-то вырвал из тетрадки чистый лист.

— Кто бы это мог сделать? — спросил Дима.

Все ребята молчали.

— Я думаю, что он сам выпал, — сказал Костя. — А может быть, тебе в магазине такую тетрадку дали… Или дома твоя сестренка вырвала этот лист. Мало ли что бывает… Правда, ребята?

Ребята молча пожимали плечами.

— А еще, может, ты сам где-нибудь зацепился… Крах! — и готово!.. Правда, ребята?

Мальчик с тетрадкой

Костя обращался то к одному, то к другому, торопливо объясняя.

— Кошка тоже могла вырвать этот лист… Еще как! Особенно котеночек какой-нибудь…

Уши у Кости покраснели, он все говорил, говорил что-то и никак не мог остановиться.

Ребята молчали, а Дима хмурился. Потом он хлопнул Костю по плечу и сказал:

— Хватит тебе!

Костя сразу обмяк, потупился и тихо сказал:

— Я отдам тебе тетрадь… У меня есть целая!




Все вместе

В первом классе Наташе сразу полюбилась девочка с веселыми голубыми глазками.

— Давай будем дружить, — сказала Наташа.

— Давай! — кивнула головой девочка. — Будем вместе баловаться!

Наташа удивилась:

— Разве если дружить, так надо вместе баловаться?

— Конечно. Те, которые дружат, всегда вместе балуются, им вместе и попадает за это! — засмеялась Оля.

— Хорошо, — нерешительно сказала Наташа и вдруг улыбнулась. — А потом их вместе и хвалят за что-нибудь, да?

— Ну, это редко! — сморщила носик Оля. — Это смотря какую подружку себе найдешь!

Две подружки




Время — Валентина Осеева

Два мальчика стояли на улице под часами и разговаривали.

— Я не решил примера, потому что он был со скобками, — оправдывался Юра.

— А я потому, что там были очень большие числа, — сказал Олег.

— Мы можем решить его вместе, у нас еще есть время!

Часы на улице показывали половину второго.

— У нас целых полчаса, — сказал Юра. — За это время летчик может перевезти пассажиров из одного города в другой.

— А мой дядя, капитан, во время кораблекрушения в двадцать минут успел погрузить в лодки весь экипаж.

— Что — за двадцать!.. — деловито сказал Юра. — Иногда пять — десять минут много значат. Надо только учитывать каждую минуту.

— А вот случай! Во время одного состязания…

Много интересных случаев вспомнили мальчики.

— А я знаю… — Олег вдруг остановился и взглянул на часы. — Ровно два!

Мальчик смотрит на часы

Юра ахнул.

— Бежим! — сказал Юра. — Мы опоздали в школу!

— А как же пример? — испуганно спросил Олег.

Юра на бегу только махнул рукой.




Ворон и сорока

Пёстрая сорока прыгала по веткам дерева и без умолку болтала, а ворон сидел молча.
— Что же ты молчишь, куманёк, или ты не веришь тому, что я тебе рассказываю? — спросила, наконец, сорока.
— Плохо верю, кумушка, — отвечал ворон, —кто так много болтает, как ты, тот, наверно, много врёт!




Воробей

Пошёл Никита с папой гулять. Гулял он, гулял и вдруг слышит — кто-то чирикает:

— Чилик-чилик! Чилик-чилик! Чилик-чилик!

И видит Никита, что это маленький воробушек прыгает по дороге. Нахохлённый такой, прямо как шарик катится. Хвостик у него коротенький, клюв жёлтый, и никуда он не улетает. Видно, ещё не умеет.

— Смотри-ка, папа, — закричал Никита, — воробей не настоящий!

А папа говорит:

— Нет, это настоящий воробей, да только маленький. Это, наверно, птенчик выпал из своего гнезда.

Тут побежал Никита ловить воробья и поймал.

И стал этот воробушек жить у нас дома в клетке, а Никита кормил его мухами, червяками и булкой с молоком.

Вот живёт воробей у Никиты. Всё время кричит — есть просит. Ну и обжора какой! Чуть утром солнце покажется, — он зачирикает и всех разбудит.

Тогда Никита сказал:

— Я научу его летать и выпущу.

Достал воробья из клетки, посадил на пол и стал учить.

— Ты крыльями вот так маши, — сказал Никита и показал руками, как надо летать.

А воробей ускакал под комод.

Покормили воробья ещё денёк. Опять его посадил Никита на пол учить летать.

Никита замахал руками, и воробей замахал крыльями. Полетел воробей!

Вот он через карандаш перелетел.

Вот через красный пожарный автомобиль перелетел. А как стал через неживую кошку-игрушку перелетать, наткнулся на неё и упал.

— Плохо ты ещё летаешь, — говорит ему Никита. — Давай-ка я тебя ещё денёк покормлю.

Покормил, покормил, а назавтра воробушек через Никитину скамейку перелетел.

Через стул перелетел.

Через стол с кувшином перелетел.

Вот только через комод не мог перелететь — свалился.

Видно, надо его ещё кормить.

На другой день Никита взял воробья с собой в сад, да там и выпустил.

Воробей через кирпич перелетел.

Через пенёк перелетел.

И стал уж через забор перелетать, да об него стукнулся и повалился.

А на следующий день он и через забор перелетел.

И через дерево перелетел.

И через дом перелетел.

И совсем от Никиты улетел.

Вот как здорово научился летать!




Волшебное слово

Маленький старичок с длинной седой бородой сидел на скамейке и зонтиком чертил что-то на песке.

— Подвиньтесь, — сказал ему Павлик и присел на край.

Старик подвинулся и, взглянув на красное, сердитое лицо мальчика, сказал:

— С тобой что-то случилось?

— Ну и ладно! А вам-то что? — покосился на него Павлик.

Старик и мальчик на лавочке

— Мне ничего. А вот ты сейчас кричал, плакал, ссорился с кем-то…

— Ещё бы! — сердито буркнул мальчик.— Я скоро совсем убегу из дому. — Убежишь?

— Убегу! Из-за одной Ленки убегу.— Павлик сжал кулаки. — Я ей сейчас чуть не поддал хорошенько! Ни одной краски не даёт! А у самой сколько!

— Не даёт? Ну, из-за этого убегать не стоит.

— Не только из-за этого. Бабушка за одну морковку из кухни меня прогнала… прямо тряпкой, тряпкой…

Павлик засопел от обиды.

— Пустяки! — сказал старик. — Один поругает, другой пожалеет.

— Никто меня не жалеет! — крикнул Павлик. — Брат на лодке едет кататься, а меня не берёт. Я ему говорю: «Возьми лучше, всё равно я от тебя не отстану, вёсла утащу, сам в лодку залезу!»

Павлик стукнул кулаком по скамейке. И вдруг замолчал.

— Что же, не берёт тебя брат?

— А почему вы всё спрашиваете? Старик разгладил длинную бороду:

— Я хочу тебе помочь. Есть такое волшебное слово… Павлик раскрыл рот.

— Я скажу тебе это слово. Но помни: говорить его надо тихим голосом, глядя прямо в глаза тому, с кем говоришь. Помни— тихим голосом, глядя прямо в глаза…

— А какое слово?

Старик наклонился к самому уху мальчика. Мягкая борода его коснулась павликовой щеки. Он прошептал что-то и громко добавил:

— Это волшебное слово. Но не забудь, как нужно говорить его.

— Я попробую, — усмехнулся Павлик,— я сейчас же попробую. — Он вскочил и побежал домой.

Лена сидела за столом и рисовала. Краски — зелёные, синие, красные — лежали перед ней. Увидев Павлика, она сейчас же сгребла их в кучу и накрыла рукой. «Обманул старик! — с досадой подумал мальчик. — Разве такая поймёт волшебное слово!..»

Павлик и сестра

Павлик боком подошёл к сестре и потянул её за рукав. Сестра оглянулась. Тогда, глядя ей в глаза, тихим голосом мальчик сказал:

— Лена, дай мне одну краску… пожалуйста…

Лена широко раскрыла глаза. Пальцы её разжались, и, снимая руку со стола, она смущённо пробормотала:

— Какую тебе?

— Мне синюю, — робко сказал Павлик. Он взял краску, подержал её в руках, походил с нею по комнате и отдал сестре. Ему не нужна была краска. Он думал теперь только о волшебном слове.

«Пойду к бабушке. Она как раз стряпает. Прогонит или нет?» Павлик отворил дверь в кухню. Старушка снимала с противня горячие пирожки. Внук подбежал к ней, обеими руками повернул к себе красное морщинистое лицо, заглянул в глаза и прошептал:

— Дай мне кусочек пирожка… пожалуйста.

Павлик и бабушка

Бабушка выпрямилась.

Волшебное слово так и засияло в каждой морщинке, в глазах, в улыбке.

— Горяченького… горяченького захотел, голубчик мой! — приговаривала она,

выбирая самый лучший, румяный пирожок.

Павлик подпрыгнул от радости и расцеловал её в обе щеки. «Волшебник! Волшебник!» — повторял он про себя, вспоминая старика. За обедом Павлик сидел притихший и прислушивался к каждому слову брата. Когда брат сказал, что поедет кататься на лодке, Павлик положил руку на его плечо и тихо попросил:

— Возьми меня, пожалуйста. За столом сразу все замолчали. Брат поднял брови и усмехнулся.

— Возьми его, — вдруг сказала сестра. — Что тебе стоит!

— Ну, отчего же не взять? — улыбнулась бабушка. — Конечно, возьми.

— Пожалуйста, — повторил Павлик. Брат громко засмеялся, потрепал мальчика по плечу, взъерошил ему волосы:

— Эх ты, путешественник! Ну ладно, собирайся! «Помогло! Опять помогло!»

Павлик выскочил из-за стола и побежал на улицу. Но в сквере уже не было старика. Скамейка была пуста, и только на песке остались начерченные зонтиком непонятные знаки.




Волшебная иголочка

Жила-была Машенька-рукодельница, и была у неё волшебная иголочка. Сошьет Маша платье — само себя платье стирает и гладит. Разошьёт скатерть пряниками да конфетками, постелит на стол, глядь — и впрямь сладости появляются на столе.

Машенька-рукодельница

Любила Маша свою иголочку, берегла её пуще глаза и всё-таки не уберегла. Пошла как-то в лес по ягоды и потеряла. Искала, искала, всю травку обшарила — нет как нет иголочки. Села Машенька под дерево и давай плакать.

Пожалел девочку Ёжик, вылез из норки и дал ей свою иголку:

— Возьми, Машенька, может, она тебе пригодится!

Ежик и Машенька

Поблагодарила его Маша, взяла иголочку, а сама подумала: «Не такая моя была».

И снова давай плакать.

Увидела её слезы высокая старая Сосна — бросила ей свою иголку:

— Возьми, Машенька, может, она тебе пригодится!

Взяла Машенька, поклонилась Сосне низко и пошла по лесу. Идёт, слезы утирает, а сама думает: «Не такая эта иголочка, моя лучше была».

Вот повстречался ей Шелкопряд, идёт — шёлк прядёт, весь шёлковой ниткой обмотался.

— Возьми, Машенька, мой шёлковый моточек, может, он тебе пригодится.

Поблагодарила его девочка и стала спрашивать:

— Шелкопряд, Шелкопряд, ты давно в лесу живёшь, давно шёлк прядёшь, золотые нитки делаешь из шёлка, не знаешь ли, где моя иголка?

Задумался Шелкопряд, покачал головой…

— Иголка твоя, Машенька, у Бабы-Яги — костяной ноги. В избушке на курьих ножках. Только нет туда ни пути, ни дорожки. Мудрено достать её оттуда.

Стала Машенька просить его рассказать, где Баба-Яга — костяная нога живёт.

Рассказал ей всё Шелкопряд:

— Идти туда надо не за солнцем, а за тучкой,
По крапивке да по колючкам,
По овражкам да по болотцу
До самого старого колодца.
Там и птицы гнёзд не вьют,
Одни жабы да змеи живут,
Да стоит избушка на курьих ножках,
Сама Баба-Яга сидит у окошка,
Вышивает себе ковёр-самолёт,
Горе тому, кто туда пойдёт.
Не ходи, Машенька, забудь свою иголку,
Возьми лучше моточек шёлку!

Поклонилась Машенька Шелкопряду в пояс, взяла шёлку моточек и пошла, а Шелкопряд ей вслед кричит:

— Не ходи, Машенька, не ходи!
У Бабы-Яги избушка на курьих ножках,
На курьих ножках в одно окошко.
Сторожит избушку большая сова,
Из трубы торчит Совиная голова,
Ночью Баба-Яга твоей иголкой шьёт,
Вышивает себе ковёр-самолёт.
Горе, горе тому, кто туда пойдёт!

Страшно Машеньке к Бабе-Яге идти, да жалко ей свою иголочку.

Вот выбрала она в небе тёмную тучку,
Повела её тучка
По крапиве да по колючкам
До самого старого колодца,
До зелёного мутного болотца,
Туда, где жабы да змеи живут,
Туда, где птицы свои гнёзда не вьют.

Избушка Бабы Яги

Видит Маша избушку на курьих ножках,
Сама Баба-Яга сидит у окошка,
А из трубы торчит Совиная голова…

Увидела Машу страшная Сова, да как заохает, закричит на весь лес:

— Ох-хо-хо-хо! Кто здесь? Кто здесь?

Испугалась Маша, подкосились у неё ноги от страха. А Сова глазами ворочает, и глаза у неё, как фонари, светятся, один жёлтый, другой зелёный, всё от них кругом желто да зелено!

Машенька и сова

Видит Машенька, некуда деться ей, поклонилась Сове низко и просит:

— Позволь, Совушка, Бабу-Ягу повидать. У меня к ней дело есть!

Засмеялась Сова, заохала, а Баба-Яга ей из окошка кричит:

— Сова моя, Совушка, само жаркое к нам в печку лезет!

И говорит она девочке так ласково:

— Входи, Машенька, входи!

Я сама тебе все двери открою,

Сама их за тобой и закрою!

Подошла Машенька к избушке и видит: одна дверь железным засовом задвинута, на другой тяжёлый замок висит, на третьей — литая цепь.

Бросила ей Сова три перышка.

— Открой, — говорит, — двери да входи поскорее!

Взяла Машенька одно перышко, приложила к засову — открылась первая дверь, приложила второе перышко к замку — открылась вторая дверь, приложила она третье перышко к литой цепи — упала цепь на пол, открылась перед ней третья дверь! Вошла Маша в избушку и видит: сидит Баба-Яга у окошка, нитки на веретено мотает, а на полу ковёр лежит, на нём крылья шёлком вышиты и Машина иголочка в недошитое крыло воткнута.

Баба Яга и веретено

Бросилась Маша к иголочке, а Баба-Яга как ударит помелом об пол, как закричит:

— Не трогай мой ковёр-самолёт! Подмети избу, наколи дров, истопи печку, вот кончу ковёр, зажарю тебя и съем!

Схватила иголочку Баба-Яга, шьёт и приговаривает:

— Девчонка, девчонка, завтра ночью

Ковёр дошью да с Совушкой-Совою попирую,

А ты гляди, чтобы избу подмела

И сама бы в печке была!

Молчит Машенька, не откликается,

А ночка чёрная уже надвигается…

Улетела чуть свет Баба-Яга, а Машенька скорей села ковёр дошивать.

Машенька ковер шьет

Шьёт она, шьёт, головы не поднимает, уж три стебелька осталось ей дошить, как вдруг загудела вся чаща вокруг, затряслась, задрожала избушка, потемнело синее небо — возвратилась Баба-Яга и спрашивает:

— Сова моя, Совушка,

Хорошо ли ты ела и пила?

Вкусная ль девчонка была?

Застонала, заохала Сова:

— Не ела, не пила Совиная голова,

А девчонка твоя живёхонька-жива.

Печку не топила, себя не варила,

Ничем меня не кормила.

Вскочила Баба-Яга в избу, а иголочка Машеньке шепчет:

— Вынь иголочку сосновую,

Положи на ковёр как новую,

Меня спрячь подальше!

Улетела опять Баба-Яга, а Машенька скорей за дело принялась: шьёт-вышивает, головы не поднимает, а Сова ей кричит:

— Девчонка, девчонка, почему из трубы дым не поднимается?

Отвечает ей Машенька:

— Сова моя, Совушка,

Плохо печь разгорается.

А сама дрова кладёт, огонь разжигает.

А Сова опять:

— Девчонка, девчонка, кипит ли вода в котле?

А Машенька ей отвечает:

— Не кипит вода в котле.

Стоит котёл на столе.

А сама ставит на огонь котёл с водой и опять за работу садится. Шьёт Машенька, шьёт, так и бегает иголочка по ковру, а Сова опять кричит:

— Топи печку, я есть хочу!

Подложила Маша дров, пошёл дым к Сове.

— Девчонка, девчонка! — кричит Сова. — Садись в горшок, накройся крышкой и полезай в печь!

А Маша и говорит:

— Я бы рада тебе, Совушка, угодить, да в горшке воды нет!

А сама всё шьёт да шьёт, уж один стебелёк ей остался.

Вынула у себя Сова перышко и бросила ей в окошко:

— На, открой дверь, сходи за водой, да смотри мне, коль увижу, что ты бежать собираешься, кликну Бабу-Ягу, она тебя живо догонит!

Открыла Машенька дверь и говорит:

— Сова моя, Совушка, зайди в избу да покажи, как надо в горшок садиться, как крышкой накрыться.

Сова в горшке

Рассердилась Сова да как прыгнет в трубу и в котёл угодила! Задвинула Маша заслонку, а сама села ковёр дошивать. Как вдруг задрожала земля, зашумело всё вокруг, вырвалась у Маши из рук иголочка:

— Бежим, Машенька, скорей,

Открывай трое дверей,

Бери ковёр-самолёт,

Беда на нас идёт!

Схватила Машенька ковёр-самолёт, открыла Совиным перышком двери и побежала. Прибежала в лес, села под Сосной ковёр дошивать. Белеет в руках проворная иголочка, блестит, переливается шёлковый моточек ниток, совсем немножко остаётся дошить Маше.

Маша шьет ковер под сосной

А Баба-Яга вскочила в избушку, потянула носом воздух и кричит:

— Сова моя, Совушка,

Где ты гуляешь,

Почему меня не встречаешь?

Вытащила она из печки котёл, взяла большую ложку, ест и похваливает:

— До чего девчонка вкусна,

До чего похлёбка жирна!

Съела она всю похлёбку до самого донышка, глядит — а на донышке Совиные перышки!

Баба Яга ест похлебку

Глянула на стенку, где ковёр висел, а ковра то и нет! Догадалась она тут, в чем дело, затряслась от злости, схватила себя за седые космы и давай по избе кататься:

— Я тебя, я тебя

За Совушку-Сову

В клочки разорву!

Села она на своё помело и взвилась в воздух; летит, сама себя веником пришпоривает.

А Машенька под Сосной сидит, шьёт, торопится, уж последний стежок ей остаётся. Спрашивает она Сосну высокую:

— Сосна моя милая,

Далеко ли ещё Баба-Яга?

Отвечает ей сосна:

— Пролетела Баба-Яга Зелёные Луга,

Помелом взмахнула, на лес повернула…

Ещё пуще торопится Машенька, уж совсем ей немного остаётся, да нечем дошить, кончились у неё нитки шёлковые. Заплакала Машенька. Вдруг откуда ни возьмись — Шелкопряд:

— Не плачь, Машенька, на тебе шёлку,

Вдень мою нитку в иголку!

Взяла Маша нитку и опять шьёт.

Вдруг закачались деревья, поднялась дыбом трава, налетела Баба-Яга как вихрь! Да не успела она на землю спуститься, как подставила ей Сосна свои ветки, запуталась она в них и прямо около Маши на землю упала.

А уж Машенька последний стежок дошила и ковёр-самолёт расстелила, только сесть на него остаётся.

А Баба-Яга уже с земли поднимается. Бросила в неё Маша ежиную иголку: прибежал старый Ёж, кинулся Бабе-Яге в ноги, колет её своими иголками, не даёт с земли встать.

Ежики

А Машенька тем временем на ковёр вскочила, взвился ковёр самолёт под самые облака и в одну секунду домчал Машеньку домой.

Маша летит на ковре самолете

Стала жить она, поживать, шить вышивать людям на пользу, себе на радость, а иголочку свою берегла пуще глаза. А Бабу-Ягу затолкали ежи в болото, там она и затонула на веки вечные.




В лесу

Однажды вечером, когда мама укладывала девочек спать, она им сказала:

— Если завтра с утра будет хорошая погода, мы с вами пойдём — знаете куда?

— Куда?

Мама говорит:

— А ну, угадайте.

— На море?

— Нет.

— Цветы собирать?

— Нет.

— А куда же тогда?

Белочка говорит:

— А я знаю куда. Мы в лавку за керосином пойдём.

— Нет, — говорит мама. — Если завтра с утра будет хорошая погода, мы с вами пойдём в лес за грибами.

Белочка и Тамарочка так обрадовались, так запрыгали, что чуть не свалились со своих кроваток на пол.

Ещё бы!.. Ведь они ещё никогда в жизни не были в лесу. Цветы они собирали. На море купаться ходили. Даже в лавку за керосином с мамой ходили. А вот в лес их ещё никогда, ни одного раза не брали. И грибы они до сих пор только жареные видели — на тарелках.

От радости они долго не могли заснуть. Они долго ворочались в своих маленьких кроватках и все думали: какая завтра будет погода?

«Ох, — думают, — только бы не плохая была. Только бы солнышко было».

Утром они проснулись и сразу:

— Мамочка! Какая погода?

А мама им говорит:

— Ох, доченьки, погода неважная. Тучи по небу ходят.

Выбежали девочки в сад и чуть не заплакали.

Видят, и правда: всё небо в тучах, а тучи такие страшные, чёрные — вот-вот дождик закапает.

Мама видит, что девочки приуныли, и говорит:

— Ну, ничего, доченьки. Не плачьте. Может быть, их разгонит, тучи-то…

А девочки думают:

«Кто же их разгонит? Кому в лес не идти — тому всё равно. Тому тучи не мешают. Надо нам самим разгонять».

Вот стали они бегать по саду и разгонять тучи. Стали руками махать. Бегают, машут и говорят:

— Эй, тучи! Уходите, пожалуйста! Убирайтесь! Вы нам мешаете в лес идти.

И то ли они хорошо махали, то ли тучам самим надоело на одном месте стоять, только вдруг поползли они, поползли, и не успели девочки оглянуться, — показалось на небе солнце, заблестела трава, зачирикали птички…

— Мамочка! — закричали девочки. — Посмотри-ка: тучки-то испугались! Убежали!

Мама в окно посмотрела и говорит:

— Ах! Где же они?

Девочки говорят:

— Убежали…

— Вот вы молодцы какие! — говорит мама. — Ну что ж, теперь можно и в лес идти. Давайте, ребята, одевайтесь скорей, а то они ещё раздумают, тучи-то, — обратно придут.

Девочки испугались и побежали скорей одеваться. А мама в это время сходила к хозяйке и принесла от неё три корзины: одну большую корзину — для себя и две маленьких корзиночки — для Белочки и Тамарочки. Потом они попили чаю, позавтракали и пошли в лес.

Вот они пришли в лес. А в лесу тихо, темно и никого нет. Одни деревья стоят.

Белочка говорит:

— Мамочка! А волки здесь есть?

— Здесь, на опушке, нет, — говорит мама, — а подальше туда — в глубине леса — там, говорят, их очень много.

— Ой, — говорит Белочка. — Я тогда боюсь.

Мама говорит:

— Ничего, не бойся. Мы с вами очень далеко не пойдём. Мы здесь на опушке будем грибы собирать.

Белочка говорит:

— Мамочка! А какие они, грибы? Они на деревьях растут? Да?

Тамарочка говорит:

— Глупая! Разве грибы на деревьях растут? Они на кусточках растут, как ягодки.

— Нет, — говорит мама, — грибы растут на земле, под деревьями. Вот вы сейчас увидите. Давайте искать.

А девочки и не знают, как их искать — грибы. Мама идёт, под ноги себе смотрит, направо смотрит, налево смотрит, каждое дерево обходит, каждый пенёчек разглядывает. А девочки сзади идут и не знают, что делать.

— Ну, вот, — говорит мама. — Идите сюда скорей. Я нашла первый гриб.

Девочки прибежали и говорят:

— Покажи, покажи!

Видят — стоит под деревом маленький, беленький грибочек. Такой маленький, что его и не видно почти, — из земли одна только шапочка торчит.

Мама говорит:

— Это самый вкусный гриб. Он называется: белый гриб. Видите, какая у него головка светленькая? Совсем как у Белочки.

Белочка говорит:

— Нет, у меня лучше.

Тамарочка говорит:

— Зато тебя есть нельзя.

Белочка говорит:

— Нет, можно.

— А ну, давай съем, — говорит Тамарочка.

Мама говорит:

— Хватит вам, девочки, спорить. Давайте лучше дальше грибы собирать. Вот видите — ещё один!

Присела мама на корточки и срезает ножом ещё грибок. У этого грибка шапочка маленькая, а ножка длинная, мохнатая, как у собачки.

— Этот, — говорит мама, — называется подберёзовик. Видите, он под берёзой растёт. Потому он так и называется — подберёзовик. А вот это — маслёныши. Посмотрите, какие у них шапочки блестящие.

— Ага, — говорят девочки, — как будто маслом намазаны.

— А вот это — сыроежки.

Девочки говорят:

— Ой, какие хорошенькие!

— А вы знаете, почему они называются сыроежки?

— Нет, — говорит Белочка.

А Тамарочка говорит:

— А я знаю.

— Почему?

— Наверно, из них сыр делают?

— Нет, — говорит мама, — вовсе не потому.

— А почему?

— А потому они называются сыроежками, что их в сыром виде кушают.

— Как в сыром? Так просто — не варёные, не жареные?

— Да, — говорит мама. — Их моют, чистят и кушают с солью.

— A без соли?

— А без соли нельзя, невкусно.

— А если с солью?

— С солью — можно.

Белочка говорит:

— А если без соли — что?

Мама говорит:

— Я уже сказала, что без соли их есть нельзя.

Белочка говорит:

— А с солью можно, значит?

Мама говорит:

— Фу ты, какая бестолковая!

Рассердилась мама, взяла корзинку и дальше пошла. Идёт и всё время нагибается, всё время грибы находит. А девочки сзади плетутся с пустыми корзинками, сами ничего не находят и только спрашивают всё время:

— А это какой гриб? А это какой гриб?

И мама им всё объясняет:

— Это вот красный гриб. Подосиновик. Это груздик. Это — опёнки.

Потом она вдруг под одним деревом остановилась и говорит:

— А это вот, девочки, это очень нехорошие грибы. Вы видите? Их есть нельзя. От них заболеть можно и даже умереть. Это поганые грибы.

Девочки испугались и спрашивают:

— А как они называются, поганые грибы?

Мама говорит:

— Они так и называются — поганки.

Белочка села на корточки и спрашивает:

— Мамочка! А потрогать их можно?

Мама говорит:

— Потрогать можно.

Белочка говорит:

— А я не умру?

Мама говорит:

— Нет, не умрёшь.

Тогда Белочка потрогала одним пальцем поганку и говорит:

— Ой, как жаль неужели их даже с солью кушать нельзя?

Мама говорит:

— Нет, даже с сахаром нельзя.

У мамы уж полная корзина, а у девочек ни одного грибка.

Вот мама и говорит:

— Девочки! Что же вы грибы не собираете?

А они говорят:

— Как же нам собирать, если ты всё одна находишь? Мы только подойдём, а ты уже и нашла.

Мама говорит:

— А вы сами и виноваты. Зачем же вы за мной, как хвостики, бегаете?

— А как же нам бегать?

— Бегать и не нужно совсем. Надо в других местах искать. Я здесь ищу, а вы куда-нибудь в сторону идите.

— Да! А если мы потеряемся?

— А вы кричите всё время «ау», вот и не потеряетесь.

Белочка говорит:

— А если ты потеряешься?

— И я не потеряюсь. Я тоже буду кричать «ау».

Вот они так и сделали. Мама пошла по тропинке вперёд, а девочки свернули в сторону и зашагали в кусты. И оттуда, из-за кустов, кричат:

— Мамочка! Ау!

А мама им отвечает:

— Ау, доченьки!

Потом опять:

— Мамочка! Ау!

И мама им:

— Я здесь, доченьки! Ау!

Аукали они так, аукали, и вдруг Тамарочка говорит:

— Знаешь что, Белочка? Давай нарочно сядем за кустиком и будем молчать.

Белочка говорит:

— Это зачем?

— А так просто. Нарочно. Пускай она думает, что нас волки съели.

Мама кричит:

— Ау! Ау!

А девочки сидят себе за кустом и молчат. И не откликаются. Как будто их и в самом деле волки съели.

Мама кричит:

— Девочки! Доченьки! Да где же вы? Что с вами?.. Ау! Ау!

Белочка говорит:

— Давай побежим, Тамарочка! А то она ещё уйдёт, — потеряемся.

А Тамарочка говорит:

— Ладно. Сиди, пожалуйста. Успеем. Не потеряемся.

А мама всё дальше и дальше уходит. Всё тише и тише её голос:

— Ау! Ау! Ау!..

И вдруг совсем тихо стало.

Тогда вскочили девочки. Выбежали из-за куста. Думают — надо маму позвать.

Закричали они:

— Ау! Мамочка!

А мама и не отвечает. Мама уж далеко ушла, не слышит их мама.

Испугались девочки. Забегали. Стали кричать:

— Мамочка! Ау! Мамочка! Мама! Где ты?

А вокруг — тихо, тихо. Только деревья над головами скрипят.

Поглядели девочки друг на дружку. Белочка вся побледнела, заплакала и говорит:

— Вот что ты наделала, Тамарка! Наверно, теперь мамочку нашу волки съели.

Стали они ещё громче кричать. Кричали, кричали, пока не охрипли совсем.

Тогда и Тамарочка заплакала. Не выдержала Тамарочка.

Сидят обе девочки на земле, под кустом, плачут и не знают, что делать, куда идти.

А идти куда-нибудь надо. Ведь в лесу жить нельзя. В лесу — страшно.

Вот поплакали они, подумали, повздыхали, да и пошли потихоньку. Идут со своими пустыми корзинками — Тамарочка впереди, Белочка сзади — и вдруг видят: полянка, а на полянке этой очень много грибов. И все грибы разные. Одни маленькие, другие побольше, у одних шапочки беленькие, у других жёлтенькие, у третьих ещё какие-нибудь…

Обрадовались девочки, даже плакать перестали и кинулись собирать грибы.

Белочка кричит:

— Я подберёзовик нашла!

Тамарочка кричит:

— А я целых два нашла!

— А я, кажется, маслёныш нашла.

— А я — сыроежек целую кучу…

Увидят — под берёзой гриб растёт, — значит, подберёзовик. Увидят — шапочка будто маслом намазана — значит, маслёныш. Шапочка светленькая — значит, белый гриб.

Не успели оглянуться, — у них уже полные корзинки.

Столько набрали, что даже не поместилось все. Даже пришлось очень много грибов оставить.

Вот взяли они свои полные корзинки и пошли дальше. А идти им теперь тяжело. Корзинки у них тяжёлые. Белочка еле-еле плетётся. Она говорит:

— Тамарочка, я устала. Я не могу больше. Я есть хочу.

А Тамарочка говорит:

— Не хнычь, пожалуйста. Я тоже хочу.

Белочка говорит:

— Я супу хочу.

Тамарочка говорит:

— Где ж я тебе тут возьму суп! Тут супов нет. Тут — лес.

Потом помолчала, подумала и говорит:

— Знаешь что? Давай грибы есть.

Белочка говорит:

— Как же их есть?

— А сыроежки?!

Вот высыпали они поскорей грибы на землю и стали их разбирать. Стали искать, которые среди них сыроежки. А грибы у них все перемешались, ножки у них отвалились, не поймёшь, где что…

Тамарочка говорит:

— Эта вот сыроежка.

А Белочка говорит:

— Нет, эта!..

Спорили они, спорили и наконец отобрали штук пять или шесть самых лучших.

«Вот эти уж, — думают, — обязательно сыроежки».

Тамарочка говорит:

— Ну, начинай, Белочка, кушай.

Белочка говорит:

— Нет, лучше ты начинай. Ты — старшая.

Тамарочка говорит:

— Не спорь, пожалуйста. Маленькие всегда первые грибы едят.

Тогда Белочка взяла самый маленький грибок, понюхала его, вздохнула и говорит:

— Фу, как пахнет противно!

— А ты не нюхай. Зачем ты нюхаешь?

— Как же его не нюхать, если он пахнет?

Тамарочка говорит:

— А ты его суй прямо в рот, вот и всё.

Зажмурилась Белочка, открыла рот и хотела уже сунуть туда свой грибок. Вдруг Тамарочка закричала:

— Белочка! Стой!

— Что? — говорит Белочка.

— А соли-то у нас нет, — говорит Тамарочка. — Я и забыла совсем. Ведь без соли их есть нельзя.

— Ой, правда, правда! — сказала Белочка.

Обрадовалась Белочка, что не нужно гриб кушать. Уж очень ей страшно было. Уж очень плохо он пахнет, этот гриб.

Так и не пришлось им сыроежек попробовать.

Сложили они свои грибы обратно в корзинки, встали и поплелись дальше.

И вдруг, не успели они и трёх шагов сделать, где-то далеко-далеко гром загремел. Вдруг ветер подул. Темно стало. И не успели девочки оглянуться — пошёл дождь. Да такой сильный, такой страшный, что девочкам показалось, будто на них сразу из десяти бочек вода полилась.

Испугались девочки. Побежали. И сами не знают, куда бегут. В лицо им ветки стегают. Ноги им ёлки царапают. А сверху так и течёт, так и хлещет.

Промокли насквозь девчонки.

Наконец добежали они до какого-то высокого дерева и под этим деревом спрятались. Сели на корточки и дрожат. И даже плакать боятся.

А над головой у них гром гремит. Молния всё время сверкает. То вдруг светло-светло станет, то вдруг опять темно. Потом опять светло, потом опять темно. И дождь всё идёт, идёт, идёт и переставать не хочет.

И вдруг Белочка говорит:

— Тамарочка, посмотри-ка: брусничка!

Тамарочка посмотрела и видит: действительно, совсем близко от дерева растёт под кустом брусника.

А сорвать её девочки не могут. Им дождик мешает. Они под деревом сидят, на брусничку смотрят и думают:

«Ох, поскорей бы дождик кончался!»

Только дождь кончился — они сразу бруснику рвать. Рвут её, торопятся, прямо горстями в рот пихают. Вкусная брусника. Сладкая. Сочная.

Вдруг Тамарочка побледнела и говорит:

— Ой, Белочка!

— Что? — говорит Белочка.

— Ой, посмотри: волк шевелится.

Посмотрела Белочка, видит: и верно, что-то шевелится в кустах. Какой-то зверь мохнатый.

Закричали девочки и кинулись со всех ног бежать. А зверь за ними несётся, храпит, фыркает…

Вдруг Белочка споткнулась и упала. А Тамарочка на неё налетела и тоже упала. И грибы у них все по земле раскатились.

Лежат девочки, съёжились и думают:

«Ну, наверно, сейчас нас волк есть будет».

Слышат — уже подходит. Уже ногами стучит.

Тогда Белочка голову подняла и говорит:

— Тамарочка! Да это не волк.

— А кто это? — говорит Тамарочка.

— Это телёночек.

А телёночек вышел из-за куста, посмотрел на них и говорит:

— Му-у-у…

Потом подошёл, понюхал грибы — не понравились ему, поморщился и пошёл дальше.

Тамарочка встала и говорит:

— Ох, какие мы глупые!

Потом говорит:

— Знаешь что, Белочка? Телёночек — он, наверно, умный зверь. Давай — куда он пойдёт, туда и мы пойдём.

Вот они быстренько собрали свои грибы и побежали догонять телёночка.

А телёночек увидел их, испугался да как пустится бежать.

А девочки за ним.

Они кричат:

— Телёночек! Погоди, пожалуйста! Не убегай!

А телёночек всё шибче и шибче бежит. Девочки еле-еле за ним поспевают.

И вдруг видят девочки — лес кончается. И стоит дом. А около дома забор. И около забора — железная дорога, рельсы блестят.

Телёночек подошёл к забору, голову поднял и говорит:

— Му-у-у…

Тогда выходит из дома какой-то старик. Он говорит:

— А, это ты, Васька? А я думал, это поезд гудит. А ну, иди спать, Васька.

Потом увидел девочек и спрашивает:

— А вы кто такие?

Они говорят:

— А мы заблудились. Мы — девочки.

— А как же вы заблудились, девочки?

— А мы, — говорят, — от мамочки спрятались, думали, что нарочно, а мамочка в это время ушла.

— Ах вы, какие нехорошие! А где вы живёте? Вы адрес знаете?

Они говорят:

— Мы на зелёненькой дачке живём.

— Ну, это не адрес. Зелёненьких дачек много. Может быть, их сто дач, зелёных-то…

Они говорят:

— У нас сад.

— Садов тоже много.

— У нас окна, двери…

— Окна и двери тоже во всех домах бывают.

Подумал старик и говорит:

— Вы вот что… Вы, наверное, на станции Разлив живёте?

— Да, да, — говорят девочки. — Мы на станции Разлив живём.

— Тогда вот что, — говорит старик, — идите по этой тропиночке, около рельсов. Идите всё прямо и придёте к вокзалу. А там спросите.

«Ну, — думают девочки, — нам бы только до вокзала дойти, а там-то уж мы найдём».

Поблагодарили старика и пошли по тропиночке.

Отошли немного, Тамарочка и говорит:

— Ах, Белочка, какие мы с тобой невежливые!

Белочка говорит:

— А что? Почему?

Тамарочка говорит:

— Телёночку-то мы спасибо не сказали. Ведь это он нам дорогу показал.

Хотели вернуться, да думают: «Нет, лучше домой поскорей пойдём. А то ещё опять потеряемся».

Идут и думают:

«Только бы мамочка дома была. А что, если мамы нету? Что мы тогда делать будем?»

А мама ходила, ходила по лесу, кричала, кричала девочек, не докричалась и пошла домой.

Пришла, сидит на крылечке и плачет.

Приходит хозяйка и спрашивает:

— Что с вами, Марья Петровна?

А она говорит:

— У меня девочки потерялись.

Только сказала это — вдруг видит: идут её девочки. Белочка впереди идёт, Тамарочка сзади. И обе девочки грязные-грязные, мокрые-премокрые.

Мама говорит:

— Девочки! Что вы со мной делаете? Где вы пропадали? Разве можно так?

А Белочка кричит:

— Мамочка! Ау! Обед готов?

Побранила мама как следует девочек, потом покормила их, переодела и спрашивает:

— Ну, как — страшно было в лесу-то?

Тамарочка говорит:

— Мне так нисколечко.

А Белочка говорит:

— А мне так сколечко.

Потом говорит:

— Ну, ничего… Зато посмотри, мамочка, сколько мы с Тамарой грибов набрали.

Притащили девочки свои полные корзинки, поставили их на стол…

— Во! — говорят.

Стала мама грибы разбирать и ахнула.

— Девочки! — говорит. — Миленькие! Так ведь вы ж одних поганок набрали!

— Как поганок?

— Ну конечно, поганок. И это поганка, и это поганка, и эта, и эта, и эта…

Девочки говорят:

— А мы их есть хотели.

Мама говорит:

— Что вы?! Девочки! Разве можно? Это ж поганые грибы. От них животы заболят, от них умереть можно. Их все, все на помойную яму выбросить надо.

Девочкам стало жалко грибов. Они обиделись и говорят:

— Зачем выбрасывать? Не надо выбрасывать. Мы лучше их куклам нашим отдадим. У нас куколки хорошие, не капризные, они всё кушают…

Белочка говорит:

— Они даже песочек кушают.

Тамарочка говорит:

— Даже траву кушают.

Белочка говорит:

— Даже пуговицы кушают.

Мама говорит:

— Ну вот и хорошо. Устройте вашим куклам праздник и угостите их поганками.

Девочки так и сделали.

Сварили они из поганок обед. На первое суп из поганок, на второе котлеты из поганок, и даже на сладкое — компот из поганок сварили.

И куклы у них всё это съели — и суп, и котлеты, и компот, — и ничего, не жаловались, не капризничали. А может быть, у них и болели животики — кто их знает. Они ведь народ неразговорчивый.




В классе

Когда Петя вошел в класс, ребята сразу окружили его.
— Новенький, новенький! — закричали они.
Высокий мальчик раздвинул ребят и, подойдя к новичку, протянул ему загорелую, крепкую руку:
— Давай знакомиться! Игорь.
Петя улыбнулся, тряхнул протянутую к нему руку и, обращаясь ко всем, сказал:
— А меня зовут Петя Набатов.
— Набатов? Здорово!
— Хорошая фамилия!
— Молодец, что приехал!
— У нас самые дружные ребята!
— Почти все хорошо учатся, только вот Бунька подводит! — перебивая друг друга, шумно заговорили ребята.
Игорь прищурил глаза и, облокотившись на парту, осторожно спросил:
— Ну, а ты, Набатов, вообще, как учишься?
Ребята примолкли и с интересом ждали ответа. Петя пожал плечами и усмехнулся:
— Странный вопрос!.. Я отличник, конечно!
— Отличник? — Игорь весело хлопнул новичка по плечу.
— Игорь, где ему сесть?
— Садись на заднюю парту, Набатов! — сказал Игорь.
— Почему на заднюю? — недовольно спросил Петя.
— Да ты не обижайся. У нас такое правило: мы отличников всегда на задние парты сажаем. Я сам там сижу. А отстающие у нас поближе к учителю сидят, чтоб на виду были.
— А, ну хорошо! Я не знал.
Ребята торжественно проводили Петю к его парте и, окружив со всех сторон, стали рассказывать ему все школьные новости.
После звонка в класс вошел учитель.
— Андрей Александрович! А у нас новенький!
— Отличник! — похвастался круглолицый Бунька.
— Отличник? Очень приятно. А ты откуда знаешь? — улыбнулся Андрей Александрович.
— Сразу видно! На глазок! — засмеялся Бунька.
— Жалко, что ты себя не видишь на глазок, — пошутил учитель и взглянул на задние ряды парт, где сидел новый ученик.
— Ну, новенький, здравствуй! Давай познакомимся. Как твоя фамилия?
— Петя Набатов, — отчетливо сказал новичок, поправляя курточку и приглаживая черные, коротко подстриженные волосы. — Я учился в Томске.
— Хороший город, — сказал учитель. — Ты как-нибудь нам расскажешь о нем.
Начался урок. Андрей Александрович вызывал ребят к доске. Несколько раз спросил с места Набатова. На вопросы Петя отвечал без запинки.
— Хорошо! Очень хорошо, Набатов! — хвалил учитель.
Ребята торжествующе переглядывались, подталкивая соседей локтями.
Бунька, как волчок, вертелся на парте и громко шептал своему соседу:
— Ого! Какой круглый отличник!
— Пожалуй, даже сильней Игоря!
Витя Волков с любопытством разглядывал новичка. Ему были видны коротко подстриженный затылок мальчика, высокий воротник его курточки, спина и плечи, которые он держал ровно и прямо.
«Молодец! — думал Витя. — Ничего не боится и держится как-то хорошо. Интересно познакомиться с таким поближе!»
* * *
После уроков ребята подходили к Пете и одобрительно хлопали его по плечу, а в раздевалке Витя Волков спросил:
— Тебе в какую сторону?
— Мне налево. А что?
— Хочешь, пойдем вместе погуляем? Я тебе нашу Москву-реку покажу.
Петя согласился. Мальчики бродили часа два по улицам, разглядывая памятники, проехались на метро. Потом остановились на набережной и долго смотрели на высокие башни Кремля.
Провожая Петю домой, Витя предложил ему почаще после уроков прогуливаться вместе по Москве.
— Пойдем завтра же? — сказал Петя.
— Завтра мне нельзя. Я завтра к одному товарищу иду. Он болеет, и мы все по очереди носим ему уроки. Три дня один, потом три дня другой, а завтра как раз моя очередь начинается.
— Ого! По три дня! Ну ладно. Так ты занеси уроки, а я подожду тебя, и пойдем!
— Ну нет! Так не выйдет. Обычно как придешь, так уж весь вечер просидишь. То уроки с ним вместе сделаешь, то в шахматы поиграешь. А сколько новостей надо рассказать! Ведь ему же скучно одному, а нас много, вот мы и распределились.
— Не люблю я больных… — поморщился Петя.
— Нет, он хороший парень. Мы его любим! — горячо сказал Витя.
— Ну ладно. В общем, значит, через три дня, как ты освободишься, пойдем в музей.
— Хорошо, конечно! А потом можно сходить и в кино…
Мальчики подружились.
— Ты знаешь, — говорил Витя, — у нас в классе, конечно, не все ребята одинаковые… ну, там по характеру, что ли… Но все-таки класс у нас очень дружный, ребята боевые, всем интересуются. Кто что услышит, сейчас расскажет; иногда поспорим. Один то, другой это слышал…
— Можно что-нибудь придумывать вместе, — мечтательно сказал Петя, — а потом на пионерском сборе обсуждать…
В классе Петя охотно делился с товарищами всем, что знал, умел интересно рассказывать о том, что увидел где-нибудь сам или прочитал в какой-нибудь книге. Постепенно Петина парта стала самым оживленным местом в классе. Около нее постоянно толпились ребята. Классный организатор Игорь радовался, и единственно, что беспокоило его, — это поведение Набатова на уроках. Петя как будто томился и скучал, когда учитель вызывал к доске другого ученика. При всякой ошибке он с усмешкой откидывался на спинку парты и громко заявлял:
— Неверно! Неправильно! — и порывался ответить.
Даже Андрей Александрович часто делал ему замечания:
— Набатов, подожди. Пусть сам сообразит.
Ученик, стоя у доски, начинал нервничать, поминутно оглядывался на Петю и окончательно терялся, увидев на его лице улыбку. Как-то раз после такого случая Игорь подошел к Пете и дружески сказал:
— Ты отличник, тебе все легко дается, а другим трудно; поэтому, когда они отвечают, ты их не сбивай зря.
Петя обиделся и запальчиво сказал:
— Как это — не сбивай? Я никого не сбиваю. Если что неправильно, указать ошибку каждый может.
— А тебя не просят раньше времени указывать, потому что если человек спокойно подумает, то и сам скажет, без твоей помощи! — рассердился Игорь.
Ребятам не хотелось ссориться с Петей, но все-таки они тоже сказали:
— Нехорошо, Набатов, получается! Стоишь у доски, думаешь, мучаешься, а тут вдруг перебивает кто-то! Так, может, сам бы нашел ошибку, и Андрей Александрович не засчитал бы, а так выходит, что другой за тебя ответил.
Набатов дернул плечами:
— Лучше б уроки готовили как следует и не придирались к другим!
Он ушел недовольный. Витя тоже не стал его ждать в раздевалке, чтобы вместе идти домой. У обоих осталось неприятное чувство. Петя был уверен, что класс просто завидует ему.
Витя Волков, идя домой, думал о товарище: «Как это Петя не понимает, что нехорошо вечно выскакивать? Да еще не хочет слушать, что ему говорят, как будто все к нему зря придираются!» На другой день Петя вел себя по-прежнему. Игорь хмурился и сердито кусал губы. Витю начинало сильно раздражать вызывающее поведение Набатова. Сидя на уроках позади Пети, он глядел на его прямые плечи и сердито думал про себя:
«Ишь воображала! Не сидит, а торчит на парте».
Время шло. Прогулки Набатова и Вити по Москве давно прекратились, и, хотя оба мальчика втайне жалели об этом, никто не хотел заговаривать о них первый.
«Наплевать! — горько думал Витя. — Можно со всяким в музей пойти… Жаль только, что я с ним как с товарищем говорил, а он просто выскочка, и все!»
Внимание ребят от Пети неожиданно отвлек Бунька. Один раз Андрей Александрович при всех крепко отчитал мальчика за Лень и неряшливость в домашних заданиях, а потом сказал, обращаясь ко всему классу:
— Приближается конец первой четверти. Почти все отстающие подтянулись, но у Буни Пронина никакого желания подтянуться я не вижу. Ваше общее дело — повлиять как-то на товарища, помочь ему выправиться.
Ребята обрушились на Буньку:
— Ты что думаешь, на самом деле?
— Весь класс подвести хочешь?
Договорившись с товарищами, Витя Волков начал помогать Буньке: проверял тетради, спрашивал домашние задания. Часто они оба оставались после уроков. Дела у Вити прибавилось, и, когда снова подошла его очередь идти к больному товарищу, Игорь сказал, что вместо Вити пойдет Набатов.
Однажды утром Волков подошел к Набатову. Петя сидел за партой и повторял урок.
— Тебе сегодня к Володе идти, — сказал ему Витя.
— Куда? — не поднимая головы от книги, переспросил Петя.
— К Володе Светлову. Ну, к тому товарищу, который болеет. Класс решил послать тебя вместо меня, потому что я сейчас с Бунькой занимаюсь, а твоя очередь все равно скоро подойдет. Так вот: четверг, пятница и суббота. Не забудь. Отнесешь ему уроки и вообще посидишь с ним: расскажешь, что в классе делается…
— Да я же с ним незнаком совсем! — с раздражением сказал Петя.
— Это ничего. Я ему все рассказывал о тебе. Он очень хочет тебя видеть, посоветоваться о чем-то…
Петя пожал плечами, но спросил адрес. Витя тут же вырвал из блокнота листок, написал название улицы, номер дома, квартиры и отошел.
В этот же день Андрей Александрович вызвал Буньку. Ребята взволновались.
Бунька стоял у доски красный как кумач и робко поглядывал на товарищей. Те молча старались ободрить его взглядами и улыбками. Витя кивал ему головой. Один Петя сидел равнодушно, положив на парту правую руку и разглядывая свои ногти.
Учитель задал вопрос. Бунька ответил.
Андрей Александрович спросил еще что-то. Бунька опять ответил. Ребята весело переглянулись.
— Хорошо, — сказал Андрей Александрович. — Возьми мел!
Он перелистал страницы учебника и медленно продиктовал несколько предложений.
Бунька осторожно водил мелом по доске, поминутно оглядываясь на товарищей. Товарищи, привстав на партах, следили за каждым словом и одобрительно кивали головами.
Андрей Александрович посмотрел на доску.
— Хорошо, — еще раз сказал он, глядя, как Бунька дописывает внизу доски последние слова. — Молодец!
— Неправильно! — вдруг послышался голос Пети. — В данном случае отрицание пишется отдельно от имени существительного, а у него вместе.
— Правильно! Правильно! Держись, Бунька! — закричал класс.
Но было уже поздно. Бунька поспешно стер написанные слова и в замешательстве остановился.
— У него было отдельно! Там было мало места, и буквы близко стояли, а так все правильно было! — крикнул Игорь.
— Правильно! Правильно! — зашумел класс.
— Тише, — сказал Андрей Александрович и положил руку на плечо Буньки.
— Почему ты стер эти слова, ты же правильно написал их? — ласково спросил он. — Значит, ты не уверен?
— Его сбили! Сбили! — закричали ребята.
Андрей Александрович нахмурился, на лбу его появилась резкая морщинка; он перевел взгляд на Петю Набатова:
— Ты нашел ошибку, Набатов?
— Мне показалось, что Пронин написал неправильно, — сказал Петя.
— В следующий раз я прошу тебя не торопиться, — недовольно сказал учитель. — А тебе, Пронин, надо отвечать уверенней.
После урока ребята сорвались с места и окружили Петю:
— Ты что же, нарочно сбил его?
— Против товарища идешь?
— Он очень тесно поставил слова, и я решил, что у него ошибка, — оправдывался Петя.
— Эх ты! Заторопился! Поднял руку да еще кричит: «Неправильно, неправильно!»
— Я уже предупреждал тебя, Набатов, как с человеком с тобой говорил, а ты назло нам стал делать! — сердито сказал Игорь.
— Он не товарищ, он выскочка! — расталкивая ребят, презрительно крикнул Витя.
Набатов побледнел, бросил на парту книги:
— Я не товарищ? Я выскочка? Ладно! Плевать мне на вас тогда! И соваться ко мне нечего, а то все лезут, а потом выскочкой называют! А тебе, Волков, я этого не прощу и к товарищу твоему не пойду! Вот! Сами идите! — Он вытащил из кармана листок блокнота с адресом и швырнул его на парту: — Нате! Без меня обойдетесь!
Ребята стояли молча. Когда Петя ушел, кто-то тихо сказал:
— Мы-то обойдемся…
На другой день Петя пришел в класс к самому звонку. Усаживаясь на свое место, он старался ни на кого не глядеть. На уроке сидел тихо, делая вид, что очень занят решением примеров. На душе у него было нехорошо. Особенно неприятной была ссора с Волковым. Но все-таки он решил не сдаваться, думая, что ребята сами подойдут к нему. Он слышал, что Игорь, Витя и другие ребята куда-то собираются пойти после уроков, и, уходя домой, нарочно задержался в раздевалке, как бы разыскивая свою шапку. Но Игорь, весело разговаривая с другими, сухо сказал ему на ходу:
— Я был в библиотеке. Тебе просили передать, чтобы ты зашел за книгой.
«Подумаешь! — озлился опять Петя. — Говорит, как чужому! Очень нужно! Да я и сам мириться с ним ни за что не хочу!»
Прошло несколько дней. Петя приходил в класс, садился на свою парту, но теперь уже ребята не окружали его, как раньше. Большая часть класса как-то отошла от Пети, перестала им интересоваться, а некоторые не скрывали своей враждебности и при каждом удобном случае кололи Петю злыми словами:
— Уйди, нам таких не нужно!
Или громко говорили:
— Бывают на свете эгоисты! Все для себя!
— И как только не стыдно!
Петя загрустил. Пятерки не радовали его, жизнь стала скучной. Он замечал, что каждого, кто хорошо ответил у доски, ребята встречали дружным одобрением, и тот, сияющий, возвращался на место. Только он, Петя, ни в ком уже не вызывал сочувствия. Как-то на большой перемене ребята затеяли строить снежную крепость. Петя несколько раз прошелся мимо крепости и громко сказал:
— На ночь полить водой нужно.
— Нужно, так польем, — равнодушно ответили ребята.
* * *

Приближался Новый год. Каждый хотел с чистой совестью провести свои каникулы. Самым слабым учеником был все-таки Бунька.
— Он весь класс подведет — я его знаю! Вечно няньку себе ищет! — говорил товарищам Волков.
Бунька стоял подавленный и робко повторял:
— Мне только помочь немножко… Я сам стараться буду!
— Знаем мы, какой ты! — сердились ребята.
— Помочь мы поможем, только брось ты свою привычку на других надеяться!.. Ребята, давайте все-таки решим, кто с Бунькой будет заниматься? — хмуро спросил Игорь.
Ребята молчали: у всех было много своей работы.
«Я бы мог помочь ему, — подумал Петя и посмотрел на Буньку. — Откажется… и ребята не захотят…»
— А все-таки, — сказал кто-то, — не по-товарищески выходит.
Бунька опустил голову и громко засопел. Петя вдруг решился.
— Я, ребята… — Голос его вздрагивал от волнения. — Если вы хотите… если согласны…
Ребята молча повернулись к нему и ждали.
— Я с удовольствием помогу Пронину…
— Без тебя обойдемся, — протянул кто-то из ребят.
Остальные молчали.
Петя стоял перед ними и ждал. В глазах его скапливались слезы. Бунька смотрел на Петю с удивлением и сочувствием.
— Ну что же вы? Говорите, что ли!.. Стоит человек… Тоже какие-то… — растерянно бормотал он, переводя глаза на товарищей.
— Ну как, ребята? — притворно равнодушным голосом спросил Игорь. — Набатов свою помощь предлагает.
— Пусть помогает.
— Пусть. Нам-то что!
Витя Волков прищурился и с презрительной улыбкой оглядел Петю с головы до ног.
Петя повернулся и медленно пошел к своей парте.
Ребята неодобрительно посмотрели на Волкова.
— Лежачего не бьют, знаешь? — тихо бросил ему Игорь и громко сказал: — Набатов! Договорись с Бунькой насчет занятий.
* * *
Наступили трудные дни. Петя и Бунька не расставались. Ребята видели, как Петя медленно и упорно объяснял что-то своему подшефному.
Терпению Пети удивлялся весь класс. Даже Волков говорил товарищам:
— Если б на меня, я бы не выдержал! Он ему одно, а тот другое!
Однажды ребята подошли к Пете:
— Ну как? Подвигается дело?
— Подвигается, — сказал Петя и смущенно улыбнулся.
Бунька похудел, толстые щеки его побледнели, и только уши были красными от волнения.
Андрей Александрович потирал руки и чему-то радовался про себя. После уроков он приходил к ребятам в пионерскую комнату, рассказывал о своих школьных годах и однажды, глядя на Петю, сказал:
— Школа учит жить в коллективе.
* * *
На контрольных работах Бунька вел себя молодцом. Он спокойно выполнял задание; отвечая у доски, не искал глазами поддержки у товарищей, и мел не прыгал в его руке.
Внимание ребят теперь привлекал Петя. Он волновался. Когда Бунька стоял у доски, Петя не отрывал от него глаз, безмолвно шевелил губами и болезненно морщился в ожидании ответа. Андрей Александрович часто взглядывал на мальчика. Ребята перешептывались.
Однажды в раздевалке кто-то окликнул Набатова. Он обернулся и увидел Витю.
— Тебе в какую сторону идти? — небрежно спросил тот.
Петя вспыхнул и радостно ответил:
— Мне… куда ты…




В лагере

Еще с вечера Наташа и Муся решили после завтрака сбегать на речку.

— Какое я место знаю! — перегнувшись через спинку кровати, шептала Наташа. — Вода чистая, прохладная… Мелко-мелко! Никак не утонешь! Как раз для тех, кто плавать не умеет.

— Завтра же утречком побежим! И выкупаемся! Только ребятам не говори, а то все бросятся и опять мы плавать не научимся из-за них! — говорила Муся.

Утро было солнечное. За раскрытым окном так звонко пели птицы, что спать было невозможно. Наташа и Муся с трудом дождались горна и первые убрали свои кровати.

— Сейчас же после завтрака на речку!

Но на утренней линейке вожатый сказал, что соседний колхоз спешит с уборкой сена, так как стоят очень жаркие дни и ожидается гроза, и что колхозу нужно помочь.

— Поможем! Поможем! — с готовностью закричали ребята.

— Выделите нам луг побольше! Нас много!

— Нас много! Нам побольше! — кричали вместе с ребятами Наташа и Муся.

— После завтрака не придется купаться, пойдем после обеда! условились подруги.

На уборку вышел весь лагерь. Пионеры рассыпались по полю. Одни сгребали граблями сухое сено, другие складывали его в копны. Зазвенели веселые песни. Солнце, остановившись над полем и заглядевшись на ребят, беспощадно пекло их головы и черные от загара спины. Сухие цветы и травы пахли знойным медовым запахом. Одна за другой вырастали на поле туго сложенные копны. Под одной из копен стояло ведро со свежей водой; ребята то и дело подбегали к нему с граблями в руках и, наскоро напившись, снова принимались за дела.

— Вот в такую жару выкупаться здорово! Утром что… Утром не жарко… Самое удовольствие в жару! — говорила Наташа, подбирая под косынку разлетающиеся волосы и смачивая водой лоб.

— Сейчас, в самую жару, нехорошо даже! Вот кончим, и как раз жара спадет! Тогда искупаемся! — ответила Муся.

До обеда все было убрано. Далеко были видны аккуратные, как шалаши, копны, и низко скошенная трава делала поле колючим и голым. Ребята пошли обедать. Наташа и Муся прятали за столом полотенце и мыло.

— Вот искупаемся так искупаемся!

— Надо успеть, пока ребята укладываются на мертвый час! — шептались девочки.

* * *

Воздух был душный. Ни один листок не шевелился на кустах. Небо потемнело, из-за леса наползала большая синяя туча. Наташа и Муся бежали к реке напрямки, через поле.

— Скорей, скорей! Мы еще успеем до грозы выкупаться!

И вдруг сорвался ветер. Он налетел на сложенные копны, закружился, засвистел и, срывая верхушки сена, как пух, разнес его по полю.

Девочки ахнули и бросились назад, в лагерь.

— Ребята! Ребята! Копны не накрыли! Ветер сено разносит! Вставайте!

Ребята уже ложились спать.

— Вставайте! Вставайте! — разнеслось по лагерю.

Горнист затрубил тревогу. Все бросились в поле. По дороге захватывали ветки, хворост и накрывали копны. Ветер вдруг утих, острая молния пронзила тучу, и дождь потоком хлынул на землю! Это был теплый летний ливень, освежающий душный, застывший воздух.

Истомленные жарким днем и работой на солнцепеке, ребята неожиданно попали под великолепный душ. Наташа и Муся прибежали в лагерь последними. Волосы у них были мокрые, щеки и глаза блестели, сарафаны прилипли к телу.

— Вот искупались так искупались! — кричала Наташа. — Вода чистая, прохладная, мелко-мелко, никак не утонешь!

— Как раз для тех, кто плавать не умеет! — хохоча, вторила ей Муся.




Удивительный почтальон

Мальчик Вася со своим папой поехал на дачу. А васина мама осталась в городе: ей надо было ещё чего-то купить. Мама хотела приехать с покупками вечером.

Вот идёт поезд. Вася сидит в вагоне на скамейке рядом со своим папой и глядит в окно. А в окне бегут деревья, и заборы, и разные дома.

Напротив Васи на скамеечке тоже сидит мальчик, с часами на левой руке. Он везёт какую-то корзинку. Этот мальчик уже большой; ему, наверно, лет пятнадцать. Как поезд подъедет к станции, мальчик посмотрит на свои часы, запишет что-то карандашом в записной книжке, наклонится над своей корзиной, что-то вытащит из неё и выбежит из вагона. А потом снова придёт и сидит, в окно поглядывает.

Вася сидел-сидел, смотрел-смотрел на мальчика с корзиной, да вдруг как заплачет во весь голос! Он вспомнил, что свой велосипед дома забыл.

— Как же я без велосипеда-то? — плачет. — Я всю зиму думал, как по лесам на нём буду ездить.

— Ну-ну, не плачь, — сказал его папа. — Мама поедет и привезёт тебе велосипед.

— Да нет, не привезёт, — плачет Вася. — Она его не любит. Он скрипит…

— Ну, ты, паренёк, перестань, не плачь, — вдруг сказал мальчик с часами на руке. — Я тебе сейчас, устрою это дело. Я сам люблю ездить на велосипеде. Только он настоящий, двухколёсный. У вас есть дома телефон? — спрашивает он у Васиного папы.

— Есть, — отвечает папа. — Номер пять пятьдесят пять ноль шесть.

— Ну, так всё в порядке, — говорит мальчик. — Мы сейчас срочно отправим почтальона с письмом.

Он вытащил из кармана крохотную бумажную ленточку из тонкой папиросной бумажки и написал на ней: «Позвоните по телефону 5-55-06, передайте: «Маме надо взять на дачу Васин велосипед». Потом вложил это письмо в какую-то блестящую маленькую трубочку, открыл свою корзинку.

А там, в корзине, сидит голубь — длинноносый, сизый.

Вытащил мальчик голубя и привязал к его ноге трубочку с письмом.

— Вот мой почтальон, — говорит. — Готов к полёту. Смотри.

И только поезд остановился на станции, мальчик посмотрел на часы, отметил время в своей записной книжке и выпустил голубя в окно.

Голубь как взлетит прямо вверх — только его и видели!

— Я сегодня учу почтовых голубей, — говорит мальчик. — На каждой станции выпускаю по одному и записываю время. Голубь полетит прямо в город, на свою голубятню. А там уж его ждут. А на этом, последнем, увидят трубочку, прочтут письмо и позвонят к вам на квартиру. Только бы его по пути ястреб не поймал.

И верно: Вася приехал на дачу, ждет-пождет маму — и вечером мама приехала с велосипедом. Получили письмо. Значит, не словил голубя ястреб.




Трус

Дело было в Крыму. Один приезжий мальчик пошёл на море ловить удочкой рыбу. А там был очень высокий, крутой, скользкий берег. Мальчик начал спускаться, потом посмотрел вниз, увидел под собой огромные острые камни и испугался. Остановился и с места не может сдвинуться. Ни назад, ни вниз. Вцепился в какой-то колючий кустик, сидит на корточках и дышать боится.

Мальчик на уступе

А внизу, в море, в это время колхозник-рыбак ловил рыбу. И с ним в лодке была девочка, его дочка. Она всё видела и поняла, что мальчик трусит. Она стала смеяться и показывать на него пальцем.

Мальчику было стыдно, но он ничего не мог с собой сделать. Он только стал притворяться, будто сидит просто так и будто ему очень жарко. Он даже снял кепку и стал ею махать около своего носа.

Вдруг подул ветер, вырвал у мальчика из рук удочку и бросил её вниз.

Мальчику было жаль удочки, он попробовал ползти вниз, но опять у него ничего не вышло. А девочка всё это видела. Она сказала отцу, тот посмотрел наверх и что-то сказал ей.

Рыбак и его дочка

Вдруг девочка спрыгнула в воду и зашагала к берегу. Взяла удочку и пошла обратно к лодке.

Мальчик так рассердился, что забыл всё на свете и кубарем покатился вниз.

– Эй! Отдавай! Это моя удочка! – закричал он и схватил девочку за руку.

– На, возьми, пожалуйста, – сказала девочка. – Мне твоя удочка не нужна. Я нарочно её взяла, чтобы ты слез вниз.

Мальчик удивился и говорит:

– А ты почём знала, что я слезу?

– А это мне папа сказал. Он говорит: если трус, то, наверно, и жадина.




Три товарища

Витя потерял завтрак. На большой перемене все ребята завтракали, а Витя стоял в сторонке.

— Почему ты не ешь? — спросил его Коля.

— Завтрак потерял…

— Плохо, — сказал Коля, откусывая большой кусок белого хлеба. — До обеда далеко ещё!

Мальчики обедают

— А ты где его потерял? — спросил Миша.

— Не знаю… — тихо сказал Витя и отвернулся.

— Ты, наверное, в кармане нёс, а надо в сумку класть, — сказал Миша. А Володя ничего не спросил. Он подошёл к Вите, разломил пополам кусок хлеба с маслом и протянул товарищу:

— Бери, ешь!

Володя делится бутербродом




Томка

У охотника я увидел песика. Он вот какой. Уши длинные, хвост короткий.

Охотник рассказал, какой песик понятливый, как на охоте помогает, и умный-то, и не грязнуля… От этого песика, говорит, есть щенки. Приходите поглядите. И мы с ним пошли.

Щенки небольшие — только что научились ходить. «Который-то из них, — думаю, — мне будет помощник на охоте? Как узнать — кто толковый, а кто не годится?»

Вот один щенок — ест да спит. Из него лентяй получится.

Вот злой щенок — сердитый. Рычит и со всеми лезет драться. И его не возьму — не люблю злых.

А вот еще хуже — он тоже лезет ко всем, только не дерется, а лижется. У такого и дичь-то могут отнять.

В это время у щенят чешутся зубы, и они любят что-нибудь погрызть. Один щенок грыз деревяшку. Я эту деревяшку отнял и спрятал от него. Почует он ее или не почует?

Щенок начал искать. Других щенят всех обнюхал — не у них ли деревяшка. Нет, не нашел. Ленивый спит, злой рычит, незлой злого лижет — уговаривает не сердиться. И вот он стал нюхать, нюхать и пошел к тому месту, куда я ее спрятал. Почуял.

Я обрадовался. «Ну, — думаю, — вот это охотник! От такого и дичь не спрячется». Назвал его Томкой. И стал растить помощника.




Томка испугался

Когда Томка был совсем еще небольшим щенком, я взял его с собой на охоту. Пускай приучается.

Вот ходим мы с ним. Томка за бабочками, за стрекозами гоняется. Кузнечиков ловит. На птиц лает. Только никого поймать не может. Все улетают. Бегал он, бегал — так уморился, что сунулся в кочку носом и заснул. Маленький еще. А будить мне его жалко.

Прошло с полчаса. Прилетел шмель. Бунчит, летает над самым Томкиным ухом. Проснулся Томка. Покрутился спросонья, поглядел: кто это такой спать мешает? Шмеля он не заметил, а увидал корову и побежал к ней.

А корова паслась далеко-далеко и, должно быть, показалась Томке совсем маленькой, не больше воробушка.

Бежит Томка корову загрызать, хвост кверху поднял — никогда он еще коров не видал. Подбежал поближе, а корова уж не с воробушка — с кошку ростом кажется. Тут Томка немного потише побежал, а корова уж не с кошку, а с козу выросла. Страшно стало Томке. Он близко не подошел и нюхает: что за зверь такой?

В это время шевельнулась корова — ее, наверно, кто-то укусил. И побежал от нее Томка!

С тех пор он и близко к коровам не подходит.




Томкины сны

Когда Томка спит, он лает во сне, повизгивает, а иной раз и лапками шевелит, будто он бежит куда-то.

Спрашивают у меня ребята:
— Почему это Томка лает? Ведь он же спит!
— Он сны видит, — отвечаю.
— А какие?
— Да, наверно, какие-нибудь свои, собачьи сны, — про охоту, про зверей, про птиц. Человеку таких снов не увидеть.
— Вот интересно-то! — говорят ребята.

Обступили они Томку, глядят, как он спит. А Томка спал, спал и залаял тоненьким голоском. Я и спрашиваю у ребят:
— Чего же это он во сне видит? Вам понятно?
— Понятно, — говорят ребята. — Это он зайчонка увидел небольшого.

Томка поспал еще немного и лапками пошевелил.
— Вот, — говорят ребята, — это Томка побежал.
— За кем побежал?
— Да не за кем, а от козы. Он ее увидел, а она бодается.

Тут Томка зарычал, залаял.
— Проснись! — закричали ребята. — Проснись, Томка! Ведь он тебя сейчас съест!
— Кто, — спрашиваю, — съест?
— Медведь! Томка с ним подраться хочет. Медведь-то вон какой страшный! Томке с ним не справиться.




Сыновья — рассказ Осеевой

Две женщины брали воду из колодца. Подошла к ним третья. И старенький старичок на камушек отдохнуть присел. Вот говорит одна женщина другой:

— Мой сынок ловок да силен, никто с ним не сладит.

— А мой поёт, как соловей. Ни у кого голоса такого нет, — говорит другая. А третья молчит.

— Что же ты про своего сына не скажешь? — спрашивают её соседки.

— Что ж сказать? — говорит женщина. — Ничего в нём особенного нету.

Женщины у колодца

Вот набрали женщины полные вёдра и пошли. А старичок — за ними. Идут женщины, останавливаются. Болят руки, плещется вода, ломит спину.

Вдруг навстречу три мальчика выбегают.

Один через голову кувыркается, колесом ходит — любуются им женщины.

Другой песню поёт, соловьём заливается — заслушались его женщины.

А третий к матери подбежал, взял у неё вёдра тяжёлые и потащил их.

Спрашивают женщины старичка:

— Ну что? Каковы наши сыновья?

— А где же они? — отвечает старик. — Я только одного сына вижу!

Мальчик несет воду в ведрах




Строитель

На дворе возвышалась горка красной глины. Сидя на корточках, мальчики рыли в ней замысловатые ходы и строили крепость. И вдруг они заметили в сторонке другого мальчика, который тоже копался в глине, макал в жестянку с водой красные руки и старательно обмазывал стены глиняного дома.

Мальчик строит замок из песка— Эй ты, что ты там делаешь? — окликнули его мальчики.

— Я строю дом.

Мальчики подошли ближе.

— Какой же это дом? У него кривые окна и плоская крыша. Эх ты, строитель!

— Да его только двинь, и он развалится! — крикнул один мальчик и ударил домик ногой.

Мальчики ломают замок из песка

Стена обвалилась.

— Эх ты! Кто же так строит? — кричали ребята, ломая свежевымазанные стены.

«Строитель» сидел молча, сжав кулаки. Когда рухнула последняя стена, он ушел.

А на другой день мальчики увидели его на том же месте. Он снова строил свой глиняный дом и, макая в жестянку красные руки, старательно воздвигал второй этаж…




Свинья

Знаешь ли ты, как делают деревянные ложки?

Вот как.

Сначала осину или берёзу распилят на коротенькие полешки, потом полешки колют на баклуши, а потом теслом теслят — долбят ямку в ложке. А потом уж острым ножом состругивают лишнее и ровняют.

Коры и стружки от этой работы получаются прямо горы.

У меня есть знакомый ложечник Егорыч.

Егорыч — бобыль. У него никого нет на свете. Живёт он один и каждую весну уходит глубоко в лес. Живёт там в шалаше у озера и стругает свои ложки. Съестное Егорыч в свой шалаш завезёт ещё по снегу зимой, потому что летом по болотам трудно добраться.

Весной в лесу есть и своя еда — лесная. Весной ёлка цветёт. На еловых лапах растут красные столбики. Их можно есть.

Бывает сосновый и еловый огурец. Между старой, твёрдой корой и древесиной — слой молодого дерева. Этот слой отдирается пластами. Прозрачный и, верно, хрустит на зубах, как огурчик.

А у болот растут хвощи. Это такая трава, похожая на ёлочки. В наших краях хвощи зовутся пестами. Потому что хвощ похож на пестик. Он ещё не распустился в ёлочку и торчит из земли столбиком. Эти песты надо собрать, посолить и зажарить в масле на сковороде. Получается очень вкусно. Похоже на печёнку.

Я охотился в этих лесах и завернул к Егорычу переночевать. Он мне обрадовался, подарил красивую ложку, у которой на черенке была вырезана рыба щука, а сама ложка расписана цветами. Угостил меня чайком да жареными пестами и рассказал мне интересную историю.

— Вот слушай, — сказал мне Егорыч, когда мы закурили после чаю махорку и разлеглись в шалаше на сенниках. — Нынче весной пришлось мне много сделать ложек. Щепок да стружек осиновых, наверно, воза два я свалил у озера. Я это к тому говорю, что не будь этой стружки, ничего бы не случилось.

Сижу я как-то вечером в шалаше и стругаю ложки. Хотел закурить, чиркнул спичкой… Вдруг как затрещат сучья в лесу. Видно, какой-то зверь убежал.

А ночью на рассвете слышу: кто-то ходит. Осторожно ходит у шалаша. То веточка хрустнет, то камушек покатится.

Ну, думаю, не злой ли человек пришёл, бродяга, а может — медведь?

Взял я топор в руки и вышел. Никого нет.

Вторую ночь опять кто-то ходит.

Чурбашки мокли в корыте. Чурбашки, слышу, застучали и вода заплескалась, а потом на берегу озера зачавкали ноги по сырой земле.

И всю ночь там кто-то ходил.

Вот я утром встал раненько и смотрю: на берегу озера следы, ну совсем такие, будто свинья ходила.

Я хоть и не охотник, но вижу: два копытца есть на каждой ноге. Ну, раз свинья, так свинья, пускай ходит. Только удивительно, думаю, как это свинья зашла так далеко в лес. Ведь от деревни до меня двенадцать километров. Наверно, голодная эта свинья. Надо, думаю, её в сарай на ночь запирать. Волков, правда, у нас нет, но медведь бродит.

Выстроил загородку и приделал западню: как свинья войдёт в хлев, ступит ногой на доску, тут сзади неё двери и закроются.

Я положил в этот сарай два ломтя хлеба и поставил корыто с пойлом.

Ну, думаю, моя сейчас свинья!

Этой ночью опять свинья бродила вокруг шалаша, опять зачем-то пила горькую воду из корыта, где мокли осиновые чурбашки.

Ходила свинья вокруг да около, а в сарай и не заглянула.

Тогда я днём набросал хлеба у сарая, кусочек к кусочку. Сделал хлебную дорожку от корыта до сарая. Сосчитал, так вышло тридцать четыре хлебных кусочка.

Ну, думаю, уж сейчас-то непременно зайдет свинья в сарай. Будет кусочек за кусочком подбирать и попадётся.

Наутро смотрю: в сарае никого нет, а кусочков стало меньше — двадцать девять штук.

Вот ночью слышу: хрустит свинья как раз у окошечка, что-то жуёт.

Я потихоньку выглянул и вижу: да ведь это не свинья! Это кто-то большеголовый, на длинных ногах, ростом с жеребёнка.

Пригляделся и узнал: это лосёнок.

А лосёнок наклонился над колодой с горькой водой и пьёт, причмокивает, потом взял в губы кусок горькой осиновой коры и стал жевать.

Эх, вот бы мне его поймать!

Я немного выглянул и стал причмокивать губами, звать его. Потихоньку-потихоньку, чтоб не пугать.

Насторожил тут уши лосёнок. Посмотрел ко мне в окно да как прыснет в туман. Грязь прямо мне в лицо шлёпнулась, затрещали сучья — и нет никого. Только дыра в тумане осталась, заплывает.

Но я всё-таки этого лосёнка поймал — не на хлеб, а на осиновую кору, на корыто с осиновым настоем.

Очень славный был этот лосёнок. Горбоносый, длинноногий, мягкий. Наверно, сиротка. Не иначе — медведь съел его мать или какой-нибудь вредный охотник застрелил матку на мясо.

Лосёнок научился есть хлеб, и кашу ел, и картошку. А посолишь посолонее — и ест лосёнок пожаднее. Видно, соль ему очень нравилась.

Вот так мы и жили. Я ложки стругаю, лосёнок кашу ест с солью да горькие стружки сосёт.

Однажды заглянул я как-то в ларёк, а муки да крупы у меня уж немного. Я и выпустил лосёнка из стойла.

И что бы вы думали? Лосёнок ко мне в шалаш сам залез. Вот какой стал ручной да ласковый! Пришёл в шалаш и стонет, по-лосиному мычит: ых! ых! ых! Просит соли.

Так жили мы с лосёнком целое лето.

А к осени ушёл лосёнок. Видно, в лесу увидел своих, пристал к ним и ушёл.




Случай

Мама подарила Коле цветные карандаши.

Однажды к Коле пришел его товарищ Витя.

— Давай рисовать!

Коля положил на стол коробку с карандашами. Там было только три карандаша: красный, зеленый и синий.

— А где же остальные? — спросил Витя.

Коля пожал плечами.

Мальчики рисуют карандашами

— Да я раздал их: коричневый взяла подружка сестры — ей нужно было раскрасить крышу дома; розовый и голубой я подарил одной девочке с нашего двора — она свои потеряла… А черный и желтый взял у меня Петя — у него как раз таких не хватало…

— Но ведь ты сам остался без карандашей! — удивился товарищ. — Разве они тебе не нужны?

— Нет, очень нужны, но все такие случаи, что никак нельзя не дать!

Витя взял из коробки карандаши, повертел их в руках и сказал:

— Все равно ты кому-нибудь отдашь, так уж лучше дай мне. У меня ни одного цветного карандаша нет!

Коля посмотрел на пустую коробку.

— Ну, бери… раз уж такой случай… — пробормотал он.

Коля подарил карандаши




Спички

Горячее субтропическое солнце над южным пограничным городком. Тридцатые годы. Полдень.

Я — молодой, мне двадцать с небольшим лет. И я впервые в этой маленькой республике и в этом маленьком городе. Сижу в кафе, в его полумраке и прохладе, тяну из крохотной, кукольной чашечки турецкий кофе, читаю свежую московскую газету. И кажется мне, что я — не я, а уж не знаю кто… Моряк? Путешественник? Завсегдатай портовых кофеен?..

Но вот, откинув циновку над дверью, в кафе заходит мальчик. Кто он — мингрел, аджарец, абхазец, турок, перс, армянин? Не знаю. Лет ему одиннадцать-двенадцать. Очень красив, строен, подтянут, в какой-то серо-черной, круглой, без тульи, шапочке и в такой же черной, наглухо застегнутой опрятной курточке. Ходит между столиков и, коверкая русские слова, но нисколько не смешно, чинно и с достоинством выкрикивает:

— А вот кому спичка? Спичка кому надо?

Окликнул его:

— Эй, спички!

Не спеша подошел, осторожно и деликатно положил на мраморную доску стола коробок, а я, не отрываясь от газеты, опускаю руку в карман, нащупываю там двугривенный, абаз, и щеголевато-небрежно, каким-то не своим, наигранным, кинематографическим жестом выбрасываю этот двугривенный на стол. И вдруг чувствую — идут секунды, а мальчик не уходит. Опустил газету и вижу: мальчик подобрал монету, спрятал ее в кармашек, потом, не усмехнувшись даже, берет со стола спичечный коробок и, с зеркальной точностью повторяя мои движения, щеголевато-небрежно, с барственным, плантаторским высокомерием кидает коробок на стол.

А проделав все это, поворачивается и тем же достойным, неспешным шагом следует дальше.

Уши у меня горят. Любуюсь издали этим маленьким человеком и думаю: что это? Национальная гордость? Да, конечно, национальная гордость. Но и еще что-то. Потому что нельзя, невозможно представить, чтобы такое могло случиться — ну, скажем, в той полуколониальной стране, которую отделяет от нас только небольшая горная речка. Хотя и там, в той стране, живут люди гордые и самолюбивые.




Сказка, которую Никита сам рассказал

Вот я поймал лягушку, посадил её в банку. Я её кормил, кормил, кормил…

Кормил червяками, выкормил большую-пребольшую. А потом сделал ей дом с печкой, чтобы из трубы шёл дым.

Вот прихожу утром кормить лягушку, а лягушка превратилась в пожарный автомобиль. Вот я его кормил, кормил…

— А чем?

— Керосином. Автомобили керосин пьют. Кормил, кормил… А пожарный автомобиль превратился в кабана.

Я его кормил, кормил, кормил…

— Чем?

— Морковкой. Он превратился в гусей-лебедей.

Я их кормил, кормил семечками, они превратились в тигра.

— А его ты чем кормил?

— А его не кормил. Я прицеливался в него из пушки да как ба-бах!.. И застрелил.

Вот и всё.




Синие листья

У Кати было два зелёных карандаша. А у Лены ни одного. Вот и просит Лена Катю:

— Дай мне зелёный карандаш. А Катя и говорит:

— Спрошу у мамы.

Приходят на другой день обе девочки в школу. Спрашивает Лена:

— Позволила мама?

А Катя вздохнула и говорит:

— Мама-то позволила, а брата я не спросила.

— Ну что ж, спроси ещё у брата, — говорит Лена.

Девочка с карандашамиПриходит Катя на другой день.

— Ну что, позволил брат? — спрашивает Лена.

— Брат-то позволил, да я боюсь, сломаешь ты карандаш.

— Я осторожненько, — говорит Лена.

— Смотри, — говорит Катя, — не чини, не нажимай крепко, в рот не бери. Да не рисуй много.

— Мне, — говорит Лена, — только листочки на деревьях нарисовать надо да травку зелёную.

— Это много, — говорит Катя, а сама брови хмурит. И лицо недовольное сделала. Посмотрела на неё Лена и отошла. Не взяла карандаш. Удивилась Катя, побежала за ней:

— Ну, что ж ты? Бери!

— Не надо, — отвечает Лена. На уроке учитель спрашивает:

— Отчего у тебя, Леночка, листья на деревьях синие?

— Карандаша зелёного нет.

— А почему же ты у своей подружки не взяла? Молчит Лена. А Катя покраснела как рак и говорит:

— Я ей давала, а она не берёт. Посмотрел учитель на обеих:

— Надо так давать, чтобы можно было взять.

Девочки рисуют




Рябчонок

Я давно приметил в лесу одну полянку с рыжиками. Они там в траве рассыпаны, как жёлтенькие пуговки. Такие маленькие, что в горлышко бутылки пролезают. Их очень хорошо солить.

Взяли мы по корзинке — я большую, а Никитка маленькую — и отправились в лес.

И Томка с нами побежал.

Мы ещё и до полянки с рыжиками не дошли, как Томка закрутился, завертелся на одном месте около ёлки, — принюхиваться стал. И вдруг совсем близко от нас кто-то громко захлопал крыльями.

Посмотрели мы за куст, а там ходит какая-то удивительная курочка, ходит и на нас глядит. Пёстренькая такая, мохнатые лапки, а на голове чёрный хохолок — то поднимется колпачком, то ляжет.

— Это кто? — спрашивает Никита.

— Тише, тише, — говорю я ему, — не пугай, это рябчиха.

Вдруг курочка поползла по земле, как мышь, потом встала столбиком, шею вытянула и ещё громче захлопала крыльями. Похлопала, похлопала, взъерошилась вся, будто больная, и поскакала куда-то вбок.

— Вот так представление! Чего это она так? — спрашивает Никита.

— Это она хитрит, — говорю, — нашего Томку от цыплят отводит.

А Томка как увидал рябчиху, так сразу и кинулся за ней.

Рябчиха прихрамывает, подлётывает, еле бежит, будто она совсем больная. Притворяется.

А Томка и рад: визжит, лает, вот-вот догонит рябчиху, вот-вот за хвост её схватит! Глупый Томка.

Увела его рябчиха далеко-далеко и потом, видно, села на дерево. Слышим: Томка лает на одном месте.

Тут я говорю:

— Давай-ка, Никитушка, поищем с тобою цыплят. Рябчиха отсюда Томку нарочно увела — значит, рябчата где-то тут затаились.

Приподняли мы с земли прелую еловую ветку, видим: какой-то гриб-поганка торчит на тонкой ножке. А под поганкой рябчонок сидит. Спрятался и глаза закрыл.

Я цап его рукой — и поймал. Готово! Попался, маленький!

А, вот он какой! Совсем как настоящий цыплёнок. Только поменьше, да весь полосатый и пятнистый. Это для того, чтобы легче было прятаться.

Ещё пуховый, а на крылышках перья — значит, уже летает.

Я и Никите дал подержать рябчонка.

— Что же будем с ним делать? — спрашиваю. — Унесём домой или оставим рябчихе? Пожалуй, он умрёт у нас дома без матери.

— Отдадим рябчихе, — говорит Никита.

Так мы и сделали.

Я разжал руку. А рябчонок сидит у меня на ладони и не двигается, боится очень.

Тут я немножко его подтолкнул, и он полетел.

Пролетел шагов пять, сел на землю да и с глаз пропал — то ли в яму сунулся, то ли под какой-нибудь листочек залез или просто прижался к земле.

Ну и ловко прячутся эти рябчата!

Мы набрали с Никиткой полные корзинки рыжиков и пришли домой.

А Томка в лесу остался. Его, глупого, рябчиха ещё долго-долго обманывала, от дерева к дереву водила.




Самолетики за крышами

В нашей комнате три окна.

Посмотришь в одно — увидишь соседский балкон. Туда всегда после обеда слетаются воробьи. Им соседи каждый день выставляют в плошке остатки еды.

В другое окно посмотришь — увидишь улицу. По улице красные трамваи бегают, звонят, черные автомобили шныряют, голубые автобусы катятся, и народ ходит по тротуарам и через улицу.

А третье окно самое интересное. Там крыши, крыши и трубы.

Одна большая фабричная труба с густым дымом, и тут же самолетики.

Самолеты кажутся совсем маленькими. Они летают между труб: то опускаются за крыши, то подымаются высоко в небо.

В плохую погоду, когда тучи несутся низко, самолеты будто в прятки играют.

Летят — летят, залетят в самую тучу — и с глаз пропадут.

А потом снова вынырнут, да уже где — нибудь в другом месте.

А в хорошую погоду самолеты не просто летают: они то кувыркаются в небе, то винтом подымаются кверху, то вниз падают.

Никита про них говорит:

— Они там за большой трубой живут, а в небо гулять вылетают.

Очень любит Никита смотреть в это окошко. Прижмется носом к стеклу и стоит так долго-долго. У него даже нос побелеет.

— Эй, Никита, не дави носом стекло! Смотри, будет у тебя нос лепешкой.

Никита отодвинется от стекла, а потом забудет и опять уткнется в него носом.

И вот наступил Первомай.

Мы с Никитой открыли все окна в комнате, сами оделись потеплее и уселись у окна.

Нам было рано еще идти на парад. Мы попозже должны были выйти.

Только мы сели у окна, Никита закричал:

— Смотри, смотри!

Я посмотрел и увидел самолеты.

Их было много-много. Они целой тучей собрались за фабричной трубой. Вот совсем как толкунцы — комары собираются в летние вечера у какого-нибудь кустика.

И вдруг вся эта комариная куча полетела прямо к нам.

Все ближе летит и расползается все шире и шире над крышами. Теперь уже слышно, как она жужжит.

Здорово жужжит, как шмели.

Вот самолетики еще выросли, стали больше ласточек, и не жужжат они теперь, а гудят басом.

Сколько их летит, сосчитать нельзя!

От самого левого края неба до самого правого все кругом загудело.

Вот уже самолеты стали как утки.

Вот уже как журавли…

А потом загрохотали по небу, зарычали, как львы в зоосаду.

Как налетели, так на улице темно от них стало. Низко летят они — над самым домом, во всем нашем доме стекла дребезжат.

Никита прижался ко мне, накрылся полой моего пиджака, а сам одним глазом в окно смотрит.

Потом, когда все самолеты через нас перелетели и перестали гудеть, Никита выглянул и говорит:

— Ох, папа! Как страшно-то. Ведь я думал, что они маленькие, а они вон какие! А как гремят!..

— Это очень хорошо, что страшно, — говорю, — пусть все враги боятся наших самолетов. А ты их, Никитушка, не бойся. Ведь самолеты для того и летают, чтобы все маленькие мальчики и маленькие девочки жили спокойно и счастливо в нашей стране.




Рекс и кекс

Слава и Витя сидели на одной парте.

Мальчики очень дружили и как могли помогали друг другу. Витя помогал Славе решать задачи, а Слава следил, чтобы Витя правильно писал слова и не пачкал свои тетради кляксами. Однажды они сильно поспорили:

— У нашего директора есть большая собака, ее зовут Рекс, — сказал Витя.

— Не Рекс, а Кекс, — поправил его Слава.

— Нет, Рекс!

— Нет, Кекс!

Мальчик и собака

Мальчики поссорились. Витя ушел на другую парту. На следующий день Слава не решил заданную на дом задачу, а Витя подал учителю неряшливую тетрадь. Спустя несколько дней дела пошли еще хуже: оба мальчика получили по двойке. А потом они узнали, что собаку директора зовут Ральф.

— Значит, нам не из-за чего ссориться! — обрадовался Слава.

— Конечно, не из-за чего, — согласился Витя.

Оба мальчика снова уселись на одну парту.

— Вот тебе и Рекс, вот тебе и Кекс. Противная собака, две двойки мы из-за нее схватили! И подумать только, из-за чего люди ссорятся!..




Ребячий песельник

Пел в наших краях голосистый песельник. Звонко пел. Далеко его было слышно.

Все любили песельника. Одного только понять не могли: почему он поет для ребят, для малых птах песни выдумывает.

— Пел бы ты, песельный мастер, для нас, — говорят ему однолетки, — больше бы проку было. Ни одно бы веселье без тебя не обошлось. В достатке бы жил. Златом бы, серебром одарили тебя. В хоромы бы поселили с таким голосом. Жил бы ты в славе, в почете. В богатстве.

А песельник молчал да отмахивался. С нуждой спорил. И как всегда, пел только для маленьких. Пел он им о труде. О любви. О честности. Пел про дружбу. Про храбрость. Про чистоту души.

И так год за годом, песня за песней — состарился песельник.

Над ним уж было посмеиваться начали:

— Зря голос пропел.

…Невдомек просмешникам было, что большие-то да ученые люди из маленьких на его песнях выросли. Чистыми. Честными. Работящими.

Вот как оно бывает…

Песельник поет для детей